18+

ПОСЛЕДНИЕ НОВОСТИ

В Генплан Самары внесли изменения

Почем фунт земли

№31 (7084) от 11.08.16

Поймать ловца

Юрий Александров: «Нет плохих актеров, есть плохие режиссеры и дирижеры»

Валерий ИВАНОВ, Фото Юрия СТРЕЛЬЦА
№ 28 (5976) от 18.02.11

В творчестве известного мастера появилась еще одна самарская «зарубка». «Князь Игорь» А.Бородина в постановке мэтра - первая оперная премьера в обновленном зале оперного театра.

Народный артист России Юрий Александров - один из признанных фаворитов российской оперной режиссуры. Он является художественным руководителем и директором созданного им камерного музыкального театра «Санктъ-Петербургъ Опера», режиссером-постановщиком Мариинского театра, заведующим кафедрой режиссуры музыкального театра Санкт-Петербургской консерватории имени Н.Римского-Корсакова. На счету Александрова сотни оперных спектаклей, поставленных в театрах Санкт-Петербурга, городов России, ближнего и дальнего зарубежья, включая миланский театр Ла Скала и Метрополитен-опера. Его работы неоднократно отмечались премиями «Золотая маска» и «Золотой софит».

У Самарского оперного театра с Юрием Александровым давние связи. Почти четверть века назад – в 1987 году, он поставил на местной сцене одноактные оперы Г.Доницетти «Пиратский треугольник» и «Колокольчик», в 1991 году – раннюю оперу С.Прокофьева «Маддалена», которую театр показал в Москве, в Большом театре. Затем в 1997 и 2001 годах на самарской сцене в его постановке появились еще две оперы Доницетти – «Viva La Mamma» и «Любовный напиток».

С воспоминания об этом и началась наша беседа.

 

«Я пришел в другой театр»

 

- Какое место в вашей творческой жизни, Юрий Исаакович, занимает Самара,  наш оперный театр?

- В Самаре рождались не самые мои плохие спектакли, поэтому и к городу, и к местному театру у меня отношение особое. Тем более что здесь Волга, так много воздуха. Именно здесь родился один из самых интересных моих спектаклей – «Маддалена» С.Прокофьева, который до сих пор помнят те, кто его видел, и это очень дорого для меня. Здесь был мой самый первый «Любовный напиток» Г.Доницетти. Затем я ставил его в Риге, в московской «Новой опере», в других театрах. Но впервые прикоснувшись к этому материалу в Самаре, многое из найденного использовал потом в других постановках. В этот раз я пришел совсем в другой театр. Очень волновался, когда сюда ехал. Тот театр, с которым я сотрудничал много лет, уже в прошлом. Это было другое помещение, другая труппа. Да и я был моложе. Сейчас – новое здание, новая атмосфера, другие актеры. Так что считаю, что здесь я новичок, и не связываю прошлое с сегодняшним днем. Мне нужно завоевать этот сегодняшний театр, понять, что он может дать мне и что могу дать ему я. Испытываю сложные, смешанные чувства. С одной стороны, знакомая аура города, а с другой – новый - «золотой» театр с царской ложей. Конечно, позолотой меня не удивить. В моем театре «Санкт-Петербургъ Опера» ее не меньше. Но как совместить воспоминания с тем новым, что вливается в меня сейчас, – вот что важно. Мне помогает мой принцип: нет плохих и неинтересных актеров, есть плохие и неинтересные режиссеры и дирижеры.

 

Варианты всегда возможны

 

- Как вам работается в Самаре над «Князем Игорем»?

- Если мне действительно удалось предложить исполнителям что-то интересное, благодаря чему они начали играть со мной в мой театр, в результате может что-то получиться. В сжатые сроки постановки здесь делается все возможное. Ребята интересные. Конечно, им непросто. Да и мне легче с артистами, которых я воспитал и которые за двадцать лет совместной работы научились понимать меня с полуслова. Здесь же взаимопонимание достигается достаточно сложно. Я не могу настаивать на беспрекословном, бездумном подчинении. В опере часто ради музыкальной фразы прощают отсутствие каких-то смысловых подтекстов. Но как музыкант я считаю, что все взаимосвязано. Мы не можем допускать никаких упрощений и послаблений. Артист выражает все интонацией, фразировкой, и это - благодаря замечательному голосу, который дан ему богом. А есть культура сцены, которой занимаюсь я. Замечательно, если это совпадает. Если же нет, мы продолжаем мучительную работу. В опере часто останавливаются на том, что «я знаю что делать». Мне же интересно не «что» делать, а «как». Существует миллион вариантов «как», из которых нужно выбрать самый главный. Именно этим мы и занимаемся.

- Театр изначально задал вам вариант светлой, оптимистичной интерпретации оперы А.Бородина. Не смутила ли вас как режиссера-постановщика такая заданность?

- Мне никто ничего не задавал. Это пошло от меня. И поскольку сейчас я практически одновременно работал и работаю над  «Князем Игорем» в трех театрах, все эти постановки не похожи и по своей сути, и по музыкальной редакции. В Москве в «Новой опере» – практически моя авторская редакция оперы. В ней я ухожу от многого привычного, что-то переставляю. Так, в сцене половецкого стана не будет ориентальности и танцев. Это будет очень документальный спектакль – действо о том, что такое безответственность высших руководителей перед своим народом. Очень жестокий спектакль – рядом с Кремлем. В нем я выскажу все, что думаю. Спектакль и заканчивается самой трагической музыкой оперы - а-капельным хором поселян – на том свете. Здесь же, в Самаре, будет праздник, будут белоснежные купола, колокола. Так мне захотелось. «Князь Игорь» – классическая опера, и она допускает разные подходы. Главное, чтобы совпадали болевые точки, а они могут иметь разные оттенки.

- И часто вам приходится работать в таком режиме?

- Не очень. Как-то одновременно я ставил две «Женитьбы» М.Мусоргского: в Мариинке – «мхатовский» спектакль с мебелью красного дерева, с настоящими сушками и чаепитием, а вечером у себя – странный спектакль, в котором все действие происходит на кровати, поскольку главный герой боится сойти с нее в мир. Мне очень интересно заниматься разными спектаклями с придуманной мной драматургией, которая исходит из драматургии музыкальной.

 

«Стоит только начать...»

 

- Не всякий оперный режиссер обладает достаточным потенциалом и мастерством. И тогда он начинает просто выпендриваться, чтобы показать себя.

- Что делать. Кто-то, например, ставит специально для «Золотой маски». Я тоже когда-то специально для жюри «Маски» поставил спектакль «Похождения корнета Рильке», где просто поиздевался над теми, кто сидел в жюри. Они метались в растерянности, но в конечном счете просто не могли не дать мне «Маску». Ну а если серьезно, то режиссер должен не просто ставить произведение, а понимать, где и в какое время он это делает. Если в Самаре, где и так житье не слишком веселое, дать какую-нибудь чернуху, для амбициозности режиссера это, может быть, было бы и хорошо. Но я смотрю немного дальше. Публика должна почувствовать, что опера – это прекрасное, позитивное, красивое искусство. Испугать, выпотрошить слушателя, конечно, можно. Но это можно себе позволить, скажем, в Москве или Санкт-Петербурге, где есть по четыре оперных театра. Если же здесь, в Самаре, он один, я хочу, чтобы позолоте зала аккомпанировала белоснежная декорация. В этом смысле считаю себя патриотом, поскольку верю, что наша страна в конечном счете поднимется с колен.

- Сейчас в опере приходится наблюдать настоящий режиссерский беспредел…

- Раньше меня сильно раздражало, когда вокалисты, поющие за рубежом, возмущались режиссурой европейских спектаклей. Но потом, много поездив, стал их понимать. Есть режиссеры – выродки, которые намеренно все делают наоборот. В Германии  я видел «Пиковую даму», где в финале на глазах публики весь хор в буквальном смысле слова насилует Лизу. На Западе особенно обожают коверкать русскую оперу. В этом преуспевают немцы и прибалты. А вот недавно я поставил «Евгения Онегина» на молодежном фестивале в Германии, где собрались молодые исполнители со всего мира. Спектакль играли на воздухе в театре ХVII века. Слияние музыки Чайковского с природой и молодыми голосами привело немцев в неистовство. Люди плакали, целовали мне руки, говорили: вот выход из нашего кризиса, а нам обязательно показывают какую-то грязь, чернуху, желая непременно вымазать в дерьмо. Конечно, у меня были в этом спектакле некие постановочные приемы, но публику ничто не оскорбляло, не выставляло ее дрянью.

- Режиссеры-постмодернисты любят говорить, что они «честны перед самими собой», хотя часто создается впечатление, что ни музыка, ни пение их вообще не интересуют.  

- Я думаю, что и того же Дмитрия Чернякова интересуют и музыка, и пение. Но он позволяет себе вещи, за которые лично я бил бы по рукам. Если ставишь «Евгения Онегина», не имеешь права менять ни слова. Это отечественная классика, Пушкин, а не какой-то переводной текст. А у него в сцене дуэли вместо «теперь сходитесь» поют «теперь входите» - так по мизансцене. Но это, простите, уже не «чистый опыт». А в такой ситуации стоит только начать. Сегодня я с большой осторожностью отношусь к разговорам об оперной режиссуре, тем более как заведующий кафедрой режиссуры музыкального театра Санкт-Петербургской консерватории – меня уговорили занять эту должность. Не могу понять, как и чему там учили молодых людей. Они совершенно беспомощны, не могут реализовать свои придумки. Ведь придумать – одно, а реализовать – совсем другое. У них нет понятия места и времени. Так, например, фестивальный спектакль идет несколько раз и исчезает, и в нем можно себе позволить что-то экстравагантное. Репертуарный же спектакль – совершенно другое. Он надолго, на него ходит публика, он воспитывает ее. И в этом случае нельзя хулиганить. И еще. Если ты не можешь придумать свой авангардный спектакль, поставь просто и ясно. Сейчас молодые режиссеры не хотят вешать себе на шею театр. Это огромная забота, ответственность за людей. Таков и Дмитрий Черняков. От того, что он поставит в Германии пять или пятьдесят спектаклей, в мире ничего не изменится. Он должен работать в России.

 

Вместо заключения

 

- Как поживает ваш собственный театр?

- С обретением своего дома у нас все изменилось. Резко выросло качество спектаклей. Ведь раньше я ставил так, чтобы можно было показать на любой – и большой, и малой сцене. Теперь же я знаю, на какую сцену ставить. Выпускаем по два спектакля в год. У нас прекрасные оркестр, хор.

- Вы не очень ласково относитесь к музыкальной критике.

- У нас мало людей, которые профессионально пишут об искусстве оперы. Надо обладать умением описать спектакль. Важно понять, что я хотел выразить, над чем болела моя душа в течение года. Нельзя прийти с опозданием, уйти на час раньше, а затем высказывать собственное мнение. Главное в критике – помочь творцу увидеть в его замысле то, что не очень ярко получилось. Но сам замысел обсуждать нельзя. Это творчество. Если не нравится Александров-режиссер, не приходи на его спектакли. Но я убежден, что в них всегда присутствует четкая и ясная концепция. Вот в этих рамках и нужно обсуждать. А есть люди, которые просто описывают содержание.

Итак, премьера «Князя Игоря» - сегодня. О ней – в одном из ближайших номеров нашей газеты.


Число просмотров: 3409.


Написать комментарий




Спецодежда
реклама

<< Август 2016 >>
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
1 2 3 4 5 6 7
8 9 10 11 12 13 14
15 16 17 18 19 20 21
22 23 24 25 26 27 28
29 30 31        

Новости в фото










реклама